— Она проспит по крайней мере часов шесть.

Преодолев по-пластунски несколько метров, они достигли окна и поднялись ровно настолько, чтобы увидеть стоящий по диагонали от них микроавтобус и рядом — горстку вооруженных людей, которые стали приближаться к развалинам.

— Кроме Мэтта Галлоне и Франка Розелло, других я не знаю, — прошептал Фред.

— Маленький чернявый — Джерри Уайн, а тот, кто укладывает «вайпер», — Грег Санфеличе.

Квинт задумался, как эти гады смогли добраться до Манцони. Шесть лет усилий на его глазах летели прахом. Он отказывался думать, что кто-то проболтался в Вашингтоне или в Квантико, и отложил вопросы на потом. Сколько их? Пять? Десять? Двадцать? Еще больше? Каково бы ни было их число, он знал, что тут действует элита и люди Дона Мимино будут слепо выполнять приказ. Если в Нью-Йорке установили, что этот шакал Манцони живет в маленьком нормандском городке во Франции, то сначала они сметут с лица земли маленький нормандский город, а потом будут думать. Как Томас Квинтильяни ни ненавидел мафиози, он уважал людей, которые не скупились на средства для достижения своей цели. Дон Мимино следовал своей логике, тут сказать было нечего.

Когда осело облако пыли, Мэтт бросился к руинам, держа в руке «смит и вессон». Грег был категоричен: все содержимое дома разнесено в клочья и если что-либо живое присутствовало в момент взрыва, это что-либо давно уже было мертво и погребено — чем плохо? Но Мэтт был по-прежнему полон решимости следовать указаниям деда и покинуть место только после того, как плюнет на труп своего врага. Если отбросить проблемы с таможней, Дон Мимино не возражал против небольшого сувенира: например, сердце Манцони в банке с хлороформом, чтоб было что показать тем, кто вздумает последовать его примеру, а потом просто украсить этажерку в своей камере. Мэтт приказал своим людям разбирать завал, чтобы удостовериться. Джерри достал из багажника лопаты и кирки.

Квинтильяни, по-прежнему сидя на корточках, пытался по телефону предупредить свою команду, но ни Ди Чикко, ни Капуто не отвечали, и он сделал из этого соответствующие выводы. Фред как завороженный смотрел на людей, которых он знал, любил как братьев и которые теперь рылись в развалинах его дома в надежде отрыть там его труп.

— Попробую вызвать подкрепление, но с этого момента мы можем рассчитывать только на себя, — сказал Квинт с поразительным хладнокровием.

Стоя с киркой в руке на месте того, что еще десять минут назад было кухней, Джерри услышал идущий из-под земли вой и предупредил Мэтта.

— Как будто малец хнычет.

Из глубокой бездны раздавался голос, не имеющий силы вопить, но отказывающийся угаснуть. Грег, в ходе своей карьеры умевший вызывать всякого рода крики, никогда не слышал такого душераздирающего стона. Ги просто хотел, чтоб он смолк, — какая разница, кто его производит. Они разгребли несколько куч обломков, бывших разнесенными в куски стенами, выкорчевали металлическую мойку, убрали кухонную технику и подняли кирками пластины пола. Показались ряды балок перекрытия, и вдруг пол просел на один этаж, они оказались в обломках по пояс. Джерри помог им выбраться из ямы, но невыносимый хрип не прекращался, напротив, неведомое существо как будто обрело надежду и угадало присутствие возможных спасителей.

Малавита, спрятавшись в своей импровизированной норе, пережила взрыв. Что-то живое, прежде напоминавшее собаку, выползло из недр земли. Раздавленная, с окровавленными боками, движимая единой жаждой жить, она наконец выбралась на открытый воздух. Переломанное, израненное сверху донизу тело, с кровью, текущей по шерсти, внезапно перестало скулить, увидев неподвижных людей, признало в них своих палачей и взглядом взмолило о пощаде.

Мэтт попрекнул Санфеличе его бахвальством — что-то живое все-таки выжило после взрыва. А почему тогда не сам Манцони, неистребимая сволочь, подонок, который издевается над ними годами? В ярости он набросился на собаку — сколько вкалывали ради полудохлой суки! Он схватил железный прут и стал бить ее с такой яростью, что его людям пришлось вмешаться. Варварски избитая, Малавита пожалела, что землетрясение пощадило ее.

Квинт с отвращением отвернулся, пошел к металлическому ящику и открыл замок.

— Угощайтесь, Манцони, — сказал он, наполняя барабан револьвера.

Но у Фреда не было сил. Стоя на коленях перед окном, он упал на землю и разрыдался.

Магги отреагировала тут же, воплем ужаса, — ее дети, ее плоть, мир рушится. Теперь настал черед Фреда пройти через это.

Том чувствовал себя в ответе за эту трагедию, ведь это он посадил Блейков под домашний арест вплоть до новых указаний. Он, умевший находить слова в любых обстоятельствах, оказался нем перед горем человека, увидевшего своих детей погребенными под обломками.

На самом деле Фред отказывался принять самое ужасное: он только что навсегда утратил рукопись своих «Мемуаров».

Стоя один на перроне с набитым рюкзаком, Уоррен ждал скорого на Париж. Самое трудное сделано. Отныне он в действии, и его поезд будет мчаться вперед, пока он не вернет себе место наследника.

Первый этап построения новой американской мафии состоял в том, чтобы воссоздать комиссию на манер той, что была у Лучано, организовать что-то типа ООН, чтоб оно следило за защитой территориальной неприкосновенности, чтоб тот, кто не соблюдает пакт о невмешательстве, оказывался во власти солдат независимой армии — этаких синих касок мафии, подчиняющихся одной этой комиссии. Затем установить в каждой семье систему сыновнего права, при которой женщины играли бы гораздо более значительную роль. Чем сильнее семейная структура, чем больше пользы от неразделения полов, тем меньше будет раскаявшихся, — человеку труднее сдать властям свою мать или сестру. В том, чтобы феминизировать организацию, было много достоинств и гораздо больше здравого смысла. Средиземноморская модель, отсталая, косная, исчерпала себя. Установить настоящее равноправие и дать женщинам власть, которая полагается им по праву, значило раз и навсегда распрощаться со средневековьем. Следующий этап, наверняка более деликатный, будет состоять в том, чтобы двигаться в сторону «экуменической» мафии, он не раз возвращался к этому слову в своих мыслях. Благодаря дипломатии он, возможно, одержит победу там, где потерпели поражение другие попытки объединения, — расы и религии будут приниматься без различия и включаться в соответствии с очень строгими квотами. Война с китайцами и пуэрториканцами напрасно обезглавила ряды ЛКН, это время никогда не должно возвратиться. За исключением всех этих переворотов, основы организации останутся прежними: один шеф, трое помощников, у каждого помощника под началом примерно десять человек. Количество шефов варьируется в зависимости от региона, и совокупность шефов образует семью, у каждой семьи есть свой крестный отец, совокупность крестных отцов дает совет, который возглавляет саро di tutti capi. Уоррен с удовольствием представлял себя на этом месте, тут только вопрос времени.

В сотне метров дальше, на путях для грузовых составов, он заметил две человеческие фигуры, которые появились между двумя вагонами с зерном из нескончаемого поезда, как будто оставленного здесь навеки. Мужчины — лет под сорок, одежда спортивная, видимо, заблудились и не терпится найти дорогу, — широко шагая, шли к нему. Уоррен различил в их походке что-то знакомое, совокупность мелких знаков — слегка втянутая голова в плечи, манера чуть сутулиться, при этом поразительная легкость движений, необъяснимая собранность. Когда они приблизились настолько, что Уоррен смог разобрать их черты, он с бьющимся сердцем узнал людей своей расы. Один был итальянцем, он готов был дать руку на отсечение, а другой мог быть только чистокровным ирландцем, долбаным маком, пэдди, черным ирландцем. Уоррен испытал ту же радость, какую испытывает человек, встретивший на чужбине себе подобных, — чувство инстинктивного братства, узы общности, не знающие границ, — эти двое были с родины. Он увидел себя, совсем малышом, играющим на земле, под ногами у этих гигантов в темных костюмах, которые отечески гладят его по черепушке. Они были его образцом в жизни, и никакая другая мечта не будет сильнее этой. Однажды он станет одним из них.